Почему в России треть пациентов с ОНКО заболеваниями умирают в течение 1 года после того, как узнают о диагнозе?

Почему в России треть пациентов с ОНКО заболеваниями умирают в течение 1 года после того, как узнают о диагнозе?

С каждым годом, медики все чаще задаются вопросом, что нужно делать, чтобы диагноз рак было можно ставить, и что представляет собой борьба с канцерофобией. На эти и другие вопросы, нам ответил Михаил Давыдов, главный онколог Минздрава, специалист центра онкологии имени Блохина.
И так, Михаил Иванович, многие россияне называют СПб самым болезненным городом страны. Дело в том, что уровень смертности пациентов от опухолевых заболеваний здесь существенно превышает другие регионы России. В итоге, получается вот такая нелепая статистика.

  • Существует такое утверждение – где качественнее диагностика, там выявляют порядка больше болезней. А развиваются они в тех областях, где люди больше работают и дольше живут, то есть проблема, напрямую касается старения организма.

 

В Соединенных Штатах, долгожителей намного больше, однако уровень смертности от рака, порядка ниже.

 

  • Вообще, в Америке опухолевые заболевания встречаются в два раза чаще, чем у нас. Но смертность ниже, потому, что порядок организации помощи пациентам, совершенно другой. В Штатах четкие законы, и ясно прописано, кто и ем должен заниматься.
    Существует единый национальный противораковый центр реабилитации. Именно он стоит у истока всех исследований, контролирует работы ученых, раздает указания, и подымает конкретные вопросы, выделяя необходимые средства, чтобы их решить.
    В России же всем этим управляет Минздрав.
    Американский противораковый центр делает все, чтобы внедрить новейшие технологии и методы лечения. Расширяет способы диагностики. Больше того именно в Америке, на наивысшем образовательном уровне, были разработаны скрининговые программы направленные сегодня на диагностику любых малейших патологий у здоровых людей. То есть нужно сказать американцы уже сейчас могут предвидеть и распознать доклиническую форму и риск болезни. Вот и эффективность лечения, у них порядка выше. Статистика – другая.

 

Как вы считаете, диспансеризация могла бы заменить такие программы?

 

  • Сразу скажу, что диспансеризация далеко не скрининг. Разница в том, что обследование в Штатах представляет собой обширное обследование людей, специально нацеленное на диагностику малейших патологий. И скринингов поддержке государства, у нас отнюдь нет.
    Задача скринингов заключается в поиске конкретных отклонений: Развития опухолей желудка, легких, молочной железы. Этим занимаются профессиональные онкологи, так как интерпретация программы весьма специфичный процесс особенно во время первых стадий. Обычные врачи, такие симптомы попросту не замечают.
    Представьте эксперимент, если мы поставим в каждой деревне мамограф, это никак не означает, что мы обнаружим много опухолевых заболеваний молочной железы. Молодые или просто не опытные специалисты, их не увидят, вот и всё.
    Именно поэтому в России, по-прежнему около третей части всех диагнозов рака выявляется на поздних стадиях.
    Из пяти ста тысяч первично диагностированных пациентов, соответственно 30% умирают на протяжении первого года.

 

В Санкт-Петербурге, диагностируется много онкологических заболеваний. Касается это и ранних стадий.

Смотрите, есть врачи, и есть пациенты. Установлен диагноз, что дальше?

 

  • В городе есть 2 федеральных института, и 2 крупных стационара. Посудите  сами, могут ли быть проблемы со стационарным лечением?
    Безусловно, если говорить в целом о России  то методов терапии в стране конечно критически мало. В Штатах, к примеру, на 100 000 человек существует не меньше 11 линейных ускорителей. В России, не меньше 1.
    «Если попытаться понять проблему изнутри, мы увидим, что она сильно хромает, причем на обе ноги».

 

Как вы считаете, можно организовать, какие-то специальные скрининги в России?

 

  • Как сказать. Вообще скрининговые программы уже давно работают по всей Европе, Америка и Япония, просто лидеры.
    Понятно, что изобретать скрининги снова никак не нужно. Но на то, чтобы их включить в нашу систему здравоохранения, понадобится немало денег.

 

Хорошо, а если попытаться ввести скрининги для самых массовых, скажем наиболее серьезных болезней, это реально?

 

  • Все реально – было бы желание, точнее средства.
    Например, в Японии, чаще всего встречаются ОНКО заболевания желудка, поэтому исследования этого вида болезни исследуются там больше всего.
    Кроме регулярного проведения скринингом, в Японии также действует 40 дополнительных скрининговых программ, и это не мало.


Ну да. Но теперь даже у нас появился ПЭТ, и многие медики заявляют об этом лечении, как панацеи для диагностики рака.
Работать на аппаратуре пока что некому – не хватает экспертов. Справляются ли сотрудники со своей задачей, которые уже успели заняться своими прямыми обязанностями в ПЭТ?

 

  • В нашем центре, ПЭТ можно сказать дымится. Ежедневно проводится от пятнадцати обследований. Но, к сожалению, этот аппарат не предназначен для массового применения. Поэтому обследования на нем назначаются только пациентам с уже подтвержденным диагнозом рака – с целью контроля над лечением, и распространения метастаз.
    Считаю, что каждому онкологическому отделению любой больницы нужен свой ПЭТ аппарат, и это не обсуждается. Даже если это кажется роскошным удовольствием, это нужно сделать.
    Сейчас всё-таки нет ничего доступного. В том числе и дешевых лекарств, что регулярно отмываются с рынка и пациенты должны покупать дорогостоящие импортные препараты.
    Впрочем, некоторые отечественные заменители, ничем им не уступают.
    Следует только хорошо поискать.
    В скором времени запланировано не малое производство лекарств, и многие из них все-таки дешевле импортных. Это капля в море, но хоть, что-то.
    Другое дело, если говорить об их эффективности.
    Как бы там ни было, качество оригинальных препаратов порядка выше, чем у заменителей. Тем не менее, это другая история.
    Сейчас мы выслали предложение Минздраву на счет необходимости провести исследования, доказывающие реальную ценность заменителей оригинального лекарства. Но ответа пока что все еще нет.

 

Не так давно вы рассказывали, что в России нет «адекватной» отечественной фармацевтической промышленности. Или все такие есть?

 

  • Знаете, здесь слово «нет» понятие достаточно растяжимое. Безусловно, наше собственное, государственное производство лекарства, многое бы изменило. Но поверьте, назвать нашу фармацевтическую промышленность «настоящей», очень, если говоря о ней, мы говорим о том, что она существует на импортных субсидиях.
    К тому же у нас минимальный контроль производства. А это еще один существенный минус.

 

Да, сложно не согласится. Смотрите, вы вот обычно говорите, что вскоре онкология может стать привычным для нас хроническим заболеванием, что в итоге никак не сможет влиять на продолжительность жизнедеятельности человека.

Скажите, как можно выйти на этот уровень, если сегодня для реально лечения рака, любые лекарства крайне дорогие?

Можно ли ожидать в ближайшее десятилетие о появлении, какого либо препарата, направленного допустим на лечение меланомы, стоимость которого была бы стабильно доступной?

 

  • Давайте посмотрим на это с другой стороны.
    Уже сегодня существуют лекарства для лечения меланомы. В целом одна упаковка на двадцать пять таблеток стоит около пяти ста тысяч рублей. Действительно это не малые деньги.
    Вообще онкологи утверждают, действительно эффективное лечение - это комплексное лечение, то есть это касается не только таблеток, но и хирургического вмешательства, лучевой терапии, и только потом фармацевтической.
    Все зависит от патологии, и степени её развития. Если достаточно сделать одну операцию, а это встречается – всё часто, можно её сделать, и избавится от онкологии раз и навсегда.
    Понятно, что рано или поздно, болезнь снова напомнит о себе, но хочу сказать, это время наступит не раньше чем через несколько десятилетий. И это время, и уйдет не зря. Безусловно, будут открыты новые методы лечения, новые лекарства, новые средства и новые взгляды на диагностику. В конце концов, тот, кто бороться, всегда побеждает. А на нет и «суда» нет, жизнь и так одна неизлечимая «болезнь».

 

Если говорить о лечении опухолевых заболеваний, первый вопрос, что приходит в голову, это чем Россия отличается на фоне Европы?

 

  • Тут все намного проще. Могу сказать сразу – у нас самая распространенная часть лечения раковых заболеваний – это хирургия. Такие операции сегодня проводятся в разных клиниках, и достаточно хорошо оплачиваются, как со стороны ОМС, так и федеральных квот. Другое дело комплексное лечение, тут уже есть проблемы.

 

И сколько же человек в год, в России решаются на операции?

 

  • Не так много, к сожалению. Во всяком случае, из пяти ста тысяч пациентов, с установленным диагнозом рак, оперируется обычно не больше 60 тысяч. Многих оперировать уже поздно.
    Тем не менее, оперируют, всех, кому это только разрешается. Иногда даже врачи уверяют, якобы не стоит мучить – это все равно ничего не изменит. Однако если пациент решается, выбора нет.
    Конечно, это не радикальные операции, а их результаты не могут привести к полному излечению организма. Я бы сказал, это просто подкрепляющие действия, способные существенно изменить качество жизни, а в том числе избавить пациентом от тяжелых осложнений. В медицине такая хирургия называется паллиативной.

 

Правда ли что современная хирургия может излечить метастазовые опухоли?

 

  • Знаете, если речь идет о качественной, действительно хорошей хирургии, то да. Пациенты после них могут еще долгое время жить полноценной жизнью.
    Например, специалисты нашего центра часто занимаются такими операциями, это крайне специфичная отрасль медицины, требующая немалого опыта и знаний. Самое главное уметь во время принимать критически важные решения и действовать.
    После операции, пациенты

 

Что ждет людей после операции?

 

  • Если сказать одним словом, тогда – реабилитация. В нашем центре, есть все необходимые медикаменты, начиная лекарствами, и далеко не заканчивая лучевой и химиотерапией. То есть – все методы консервативного лечения.

 

Как вы считаете, в СПб есть клиники, способные достойным образом такие хирургические вмешательства?

 

  • К сожалению нет. Этого не может быть просто потому, что там нет профессиональных ОНКО хирургов – это раз, во-вторых, отсутствует должная аппаратура.
    Пациенты, что попадают в рядовые клиники в экстренных ситуациях – требуют к себе только реанимационные действия, устранения кровотечений и прочего. Врачи таких клиник должны помочь устранить такие симптомы. Основной же объем хирургии нужно передавать нашим онкологам. Отмечу, что только профильные специалисты должны заниматься серьезными, сложно переносимыми операциями.
    Нужно понимать, что самой большой хирургией является онкология, и то, что общие хирурги, хотя ею и занимаются, нужно отдать должно настоящим профессионала.
    Пациентов нужно лечить только там, где они могут получить комплексное лечение, при этом – самое главное его правильно выбрать. Для этого существуют такие специальности, как лучевой терапевт, химиотерапевт, а также онколог.
    Каждый из них вносит свою лепту в лечении, тем самым увеличивая его эффективность до предельной отметки.
    Нужно отдать должное комплекс радикальных, а также вспомогательных – паллиативных методов. Это единственный шанс нормализовать качество продолжительной жизнедеятельности пациентов с диагнозом рак.

 

Онкология в центре Давыдова, и в России, все-таки две огромные разницы. Что вы как главный онколог страны стараетесь сделать, чтобы качество диагностики и лечения опухолевых заболеваний в областях, имело возможность развиваться?

 

  • Наверное, начать нужно с того, что тиражировать достижения конкретно нашей клиники в России, дается достаточно трудно.
    Если мы внесем, передовые стандартны лечения в региональные клиники, местные врачи, как это, не печально, но не смогут им следовать только потому, что не хватает средств, кадров, аппаратуры, опыта – всего, что угодно. Хотя, отмечу, что квалифицированные кадры, всегда появляются. Люди, что учатся и хотят учиться, в конце концов, понимают всю сложность темы, и начинают двигаться дальше.
    СПб – один из немногих городов России, что максимально приближен к нашим стандартам.
    Скажу одно, не так давно, во время одной из моих операций в институте, мне ассистировал профессор Евгений Левченко, и я был одновременно очень сильно удивлен и доволен качеством его педагогики. Это хирург высочайшего уровня, которому удалось собрать надежный коллектив, и начать подготовку действительно талантливой молодежи.

 

Если не секрет, какой была эта операция, в СПб?

 

  • Это был рак пищеварительной системы, в том числе пищевода. Заболевание возникло на фоне ахализии. Это такая патология, во время которой нарушается работа пищевода, возникают проблемы с ним. Как результат – он раздувается в объеме и создает эффект непроходимости.
    Очень сложно делать такие операции, так как диаметр пищевода в итоге является порядка больше диаметра желудка. Тем более, сложно их соединить.

 

Существует утверждение, что самое бурное развитие онкологических заболеваний,

вызывается частыми стрессами. Как вы думаете, россиянам всегда было не просто,

особенно от начала девяностых годов. Неужели теперь все мы находимся в зоне риска?

 

  • Ну, знаете ли, это немного двусмысленно. Все наши стрессы – это болтовня языками.
    Допустим, когда Павлов проводил опыты над животными. В части из них, да была подтверждена язва желудка, в другой части – злокачественная опухоль. Нужно понимать, что только критически сильный стресс может стать трамплином для развития действительно серьезных болезней.
    Обратите внимание, что самые сильные стрессы люди испытали во время войны. Но, онкологии в те времена было предельно мало, а многим ветеранам, сегодня уже далеко за девяносто лет.

 

Но как, же быть с тем, что раковые заболевания постоянно «молодеют», каким образом уязви к ним молодежь?

 

  • А разве такое говорят? Онкология, была, и остается старческим заболеванием. Рак в двадцать лет это отклонение, в противном случае это болезнь унаследована из-за генетических особенностей человека.

 

Вы хотите сказать, что все слухи между людьми, по поводу онкологии в молодом возрасте, казуистичны. А как быть с «канцерофобией», этот диагноз всё-таки можно ставить каждому второму человеку, и многие клиники на этом зарабатывают.
Сами знаете, дорогостоящие программы обследования, профилактика и прочее.
Стоит ли на это вестись, если причин для обследования, нет вообще?

 

  • Не только у нас боятся опухолей, но и во всём мире. И такие программы на фоне раковых заболеваний, можно смело назвать успешными коммерческими проектами.
    Конечно, если у вас есть все возможности излишний раз обследоваться, то всё в ваших руках. Сделайте это. Ведь случайное выявление любых патологий, это первый шаг на пути к успешному лечению. Если нет – никуда не спешите, и не бойтесь. У вас нет причин беспокоиться, так что же вам мешает продолжать счастливую жизнь?

14 июля 2015 года

< вернуться к ленте статей
Комментарии:
Карл19 августа 2019 г. Большинство клиентов не лечится в Москве


Добавить комментарий:
Имя *:    
E-mail:  
не показывать
Комментарий *:  
  Вы можете ввести еще: симв.
Код подтверждения *: